— Прости.
— Не за что. Тебя там не было.
Неизвестно, как бы дальше повернулся разговор, но тут нечто новое привлекло внимание Хагбарда.
— Смотри!
Неизвестно откуда взявшийся коричневый смерч в половину человеческого роста взметнулся перед ними, в считанные мгновения пересек дорогу и, перевалив за обочину, исчез.
— А… — Венена оставалась равнодушна. — Это не к нам.
— Что это?
— Послание. Кто-то из адептов балуется со своим блестящим шариком.
— Я слышал, будто хрустальный шар служит им для предсказаний.
— То в обычных землях. Здесь с шарами умеют делать много чего сверх того… Ладно. Пора. Время подгоняет.
— Ты опасаешься погони?
— Я сказала — нипочем им нас не догнать!
— Ты еще сказала, что Колченогий пытался обучаться вашему ремеслу.
— Памятливый ты. Тогда должен был запомнить, что он ему не выучился. Нет, не в нем дело. Если все сделать правильно, завтра будешь у цели.
Он едва сдержался, чтобы не воскликнуть: «Уже?» Потом вспомнил, что и Посвященный говорил о трех днях.
На сей раз Венена «открывала путь» несколько дольше, чем в предыдущий. Но, как и в прошлый раз, она успела в заходу солнца. Выпрямившись, она сказала:
— Боже, какой длинный был день!
Между тем день еще не кончился. Но Венена утверждала, что пора становиться на привал. Мигом определила подходящее место и, в противоположность вчерашнему, настояла на том, чтобы развести костер.
— Надо поесть как следует. Завтра будет нечего. Жаль, что тебе охотиться нельзя. Рыбу-то тебе позволено?
И пока он разжигал костер, умудрилась выловить несколько рыбешек из ручья прямо руками (может, «ремесло» действовало и на рыбу? Должны же Открыватели как-то добывать себе пищу, не отягощая себя снастью?) и насобирать грибов. Рыбу и грибы она приставила жарить Хагбарда, благо он в своей походной жизни давно научился готовить, сама же все время ходила кругом, собирая потребные травки-веточки-листики, стараясь запастись ими насколько возможно. На его вопрос кратко ответила:
— Завтра выйдем из леса.
И они вышли, когда солнце стояло уже высоко. Быстро миновали пустошь, покрытую чахлым вереском, и вступили на дорогу, огражденную лиловыми и черными валунами, приближаясь к черным отрогам Эрдского Вала. Чем дальше, тем валуны становились выше, составляя странный контраст с ярким солнцем и белой пылью дороги. Зловещий контраст.
— Hie via[8], — сказала Венена. — Скальные врата, а за ними — часовня…
— Подожди. Сделаем привал. Надо поговорить. Они уселись на плоском придорожном камне.
— Странно, — задумчиво сказал Хагбард. — Может, это ты приносишь мне удачу, но я считал, что дороги в Заклятых землях более опасны.
— А ты чего ожидал? Драконов трехголовых? Мертвецов, встающих из могил? Когда я говорила тебе, что Заклятые земли вовсе не так опасны, я имела в виду, что они опасны по-другому. Зло здесь совсем не таково, как о нем болтают… — Она замолчала. Потом подняла на него глаза. — С чего это ты вдруг затеял привал? Не похоже, чтобы ты испугался.
— Есть причина. Я ведь могу не вернуться. А мне положено с тобой рассчитаться. Или Открыватели, как Посвященные, обязаны помогать рыцарям бесплатно?
— Нет. Умеренную плату мы берем.
— Деньгами?
— С чужих, хотя по древним правилам это и не положено, некоторые берут деньгами. Между собой и вообще со здешними жителями мы в основном рассчитываемся услугами.
— Или троекратным прощением?
Она не ответила. Несколько минут они молчали.
— Венена… скажи мне, пожалуйста, — ты сожалеешь о том, что покинула Убежище и Тримейн?
— Пожалуй, нет, — медленно произнесла она. — Мне там было хорошо в детстве, но жила-то я кражами, и не случись Большой Резни, через год-другой меня ждала бы общая для всех отроковиц Убежища судьба… Слушай, что ты так привязался к Убежищу и Тримейну?
— Наконец-то! Третий день я беспрерывно извожу тебя вопросами — о тебе, твоем прошлом, твоем ремесле! И все время жду, жду, жду, когда ты выйдешь из себя или сама начнешь задавать вопросы!
— Я тебе говорила, что не суюсь в чужие дела.
— И ты не хочешь знать, зачем я пришел в Заклятые земли?
— Тебе нужно Зеркало Истины — с меня этого достаточно.
— Мне не нужно Зеркало Истины.
— Зачем же тебя сюда понесло?
— Мой старший брат поклялся честью рода Брекингов, что достанет его из Брошенной часовни.
— Так пусть сам бы и доставал.
— Он погиб. Шесть лет тому назад.
Венена настороженно прислушалась.
Хагбард продолжал:
— Я уже говорил — до недавнего времени я служил на южной границе. Семья наша знатная, но бедная, а я вдобавок был младшим, так что ничего, кроме захолустного гарнизона, мне не оставалось. А брат был в гвардии, в Тримейне. В ночь Большой Резни их призвали на помощь. Наутро брата нашли мертвым на Площади Убежища. В глазнице у него торчал нож, привязанный к обломку палки.
Венена пружиной прыгнула на дорогу, выхватывая меч из веревочной петли.
— Так ты… ты еще вчера догадался?
— Да.
— И только сейчас заговорил о плате… когда дорога пройдена. Умно. Хвалю. Что ж, я готова.
— К чему?
— Разве ты не собираешься убить меня?
— Ты не понимаешь. Рассчитаться — значит рассказать правду. Ты уже рассказала. Теперь пришел мой черед. Я просто хотел, чтоб ты знала.
— Ну нет! Месть есть месть. Бери меч и дерись!
— Нет.
— Не снизойдешь?
— Так ты меня прощаешь?
— Ты все еще не понимаешь?!
— Я люблю тебя, Венена.
— Ну как же — «любите ненавидящих вас»… А моя правда такая — око за око, зуб за зуб!
— Я люблю тебя. Полюбил с той самой минуты, как увидел, — там, на пороге. Словно жизнь прошла с тех пор… Если бы я был уверен, что вернусь из часовни живым, я бы сейчас тебе ничего не сказал. А так — я должен…
— Красиво говоришь! А красиво будет тебе, такому доброму и хорошему, иметь в любовницах убийцу родного брата?
Его пальцы машинально потянулись к рукояти меча, и, хотя сам он не двинулся с места, Венена это заметила и снова крикнула:
— Бери меч и дерись!
— Я не могу.
— А твой брат мог! Он, рыцарь, с ног до головы в латах, собирался хладнокровно прикончить сопливую девчонку, которая пряталась от него на крыше! И ты хочешь, чтоб я тебе поверила?
Рука легла на эфес и потянула меч из ножен.
— Все равно, — сказал он с усилием, — я никогда не смогу причинить тебе вреда.
— Конечно не сможешь! — Она оскалилась. — Что ты вообще можешь? Подумаешь, чистоту он блюдет! Кабы знал ты, сколько я вас таких по дорогам водила, и уж другие-то за добродетель не цеплялись и…